Максимов, Бакунин, I.3 Наука: Общий обзор
Политическая философия Бакунина
Собрал и отредактировал Г.П. Максимов
.
Часть I. Философия
.
Глава 3. Наука: Общий обзор
.
Единство науки.
Мир, несмотря на бесконечное разнообразие входящих в него сущих, — един. Человеческий ум, принимающий его за объект и стремящийся распознать и понять его, также един или тожественен, несмотря на бесчисленное множество различных,
настоящих и бывших человеческих существ, которыми он представлен… Следовательно,
наука, которая есть не что иное, как познание и понимание мира человеческим умом, также должна быть единой. [1]
Объект науки.
Наука имеет своим предметом лишь умственное, отраженное и, насколько лишь возможно, систематическое воспроизведение естественных законов, присущих как материальной, так и интеллектуальной и моральной жизни физического и социального мира, этих двух миров, составляющих в действительности лишь единый естественный мир. [2]
Эти законы разделяются и подразделяются на законы общие и на законы особые и специальные. [3]
Метод науки.
Для того чтобы установить все эти общие, особенные и специальные законы, у человека нет другого средства, кроме внимательного и точного наблюдения явлений и фактов, которые происходят как вне его, так и в нем самом. Он отличает здесь то, что является случайным и изменяющимся, от того, что всегда и везде воспроизводится неизменно. [4]
Что такое научный метод? Это реалистический метод по преимуществу. Он идет от подробностей к совокупности, от установления, изучения фактов к их сравнению, к идеям; при этом идеи суть лишь точное изложение отношений координации, последовательности и действия или взаимной причинности, которые действительно существуют между действительными вещами и действительными явлениями; их логика есть не что иное, как логика вещей. [5]
Научный или позитивный метод, который не признает никакого синтеза, который бы не был предварительно проверен опытом и тщательным анализом фактов. [6]
Эксперимент и критика.
Но для человека нет никакого другого средства, чтобы убедиться в несомненной действительности вещи, явления или факта, кроме как действительная встреча с ними, их установление, познание в их собственной целостности, без какой-либо примеси фантазий, предположений и прибавлений человеческого разума. Значит, опыт становится основой науки. В данном случае речь идет не только об опыте одного человека… Значит, основой для науки является коллективный опыт не только всех современных людей, но также и всех прошлых поколений. Но наука не принимает никакого свидетельства без критики. [7]
И в чем состоит эта критика? В сравнении вещей, которые он мне обрисовывает, с результатами моего собственного личного опыта… Но в чем состоит опыт каждого? В свидетельстве его чувств, направляемых его разумом. Самостоятельно я не принимаю ничего, чего бы я материально не встретил, не увидел, не услышал и при необходимости не потрогал пальцами. Для меня лично это — единственное средство удостовериться в действительности вещи. И я верю только в свидетельства тех, кто действует непременно таким же образом.
Из этого следует, что наука основана прежде всего на координации массы современных и прошлых личных опытов, постоянно подвергаемых строгой взаимной критике. Нельзя представить себе более демократической основы, чем эта. Это определяющая и первая основа, и всякое человеческое познание, которое в конечном счете на ней не покоится, должно быть исключено, как лишенное всякой достоверности и всякой научной ценности. [8]
Наука и вера.
Нет ничего так же антипатичного для науки, как вера, и только критика всегда имеет в ней последнее слово. Только она, представительница великого принципа бунта в науке, есть строгая и неподкупная хранительница истины. [9]
Недостаточность опыта и критики.
Однако наука не может остановиться на этой основе, которая дает ей сначала лишь бесчисленное множество фактов самой различной природы, должным образом установленных бесчисленным количеством личных наблюдений и экспериментов. Наука в собственном смысле начинается лишь с понимания вещей, явлений и фактов. [10]
Свойства науки.
Общая идея всегда есть отвлечение и, по атому самому, в некотором роде — отрицание реальной жизни. Я устанавливаю в Приложении то свойство человеческой мысли, а следовательно также и науки, что она в состоянии схватить и назвать в реальных фактах лишь их общий смысл, их общие отношения, их общие законы; одним словом, мысль и наука могут схватить то, что постоянно в их непрерывных превращениях вещей, но никогда не их материальную, индивидуальную сторону, трепещущую, так сказать, жизнью и реальностью, но именно в силу этого быстротечную и неуловимую.
Границы науки.
Наука понимает мысль о действительности, но не самую действительность, мысль о жизни, но не самую жизнь. Вот, граница, единственная граница, действительно непереходимая для неё, ибо она обусловлена самой природой человеческой мысли, которая есть единственный орган науки. [11]
Миссия науки.
На этой природе мысли основываются неоспоримые права и великая миссия науки, но также и ее жизненное бессилие и даже ее зловредное действие всякий раз, как в лице своих официальных дипломированных представителей она присваивает себе право управлять жизнью. Миссия науки такова: устанавливая общие отношения преходящих и реальных вещей, распознавая общие законы, которые присущи развитию явлений, как физического, так и социального мира, она ставит, так сказать, незыблемые вехи прогрессивного движения человечества, указывая людям общие условия, строгое соблюдение коих необходимо, и незнание или забвение коих всегда приводит к роковым последствиям.
Наука и жизнь.
Одним словом, наука это — компас жизни, но это не есть жизнь. Наука незыблема, безлична, обща, отвлеченна, нечувствительна, подобно законам, коих она есть лишь идеальное, отраженное или умственное, то есть мозговое отражение (подчеркиваю это слово, чтобы напомнить, что сама наука есть лишь материальный продукт материального органа материального организма человека, мозга). Жизнь вся быстротечна и преходяща, но также и вся трепещет реальностью и индивидуальностью, чувствительностью, страданиями, радостями, стремлениями, потребностями и страстями. Она одна самопроизвольно творит вещи и все реальные существа. Наука ничего не создает, она лишь констатирует и признает творения жизни. И всякий раз, как люди науки, выходя из своего отвлеченного мира, вмешиваются в дело живых творений в реальном мире, все, что они предлагают, или все, что они создают, — бедно, до смешного отвлеченно, лишено крови и жизни, мертворожденно на подобие Гомункула, созданного Вагнером, педантичным учеником бессмертного доктора Фауста. Из этого следует, что наука имеет своей единственной миссией освещать жизнь, но не управлять ею. [12]
Рациональная наука.
Мы подразумеваем под рациональной наукой ту, которая освободилась от всех призраков метафизики и религии, и в то же время отличается от чисто экспериментальных и критических наук. Она отличается от них, во первых тем, что не ограничивает свои изыскания тем или другим определенным предметом, но старается охватить весь доступный познанию мир, до того же, что лежит за границами познания, ей нет никакого дела. Во вторых, она отличается от экспериментальных наук тем, что не пользуется, как эти последние, исключительно аналитическим методом, но позволяет себе прибегать и к синтезу, пользуясь довольно часто аналогией и дедукцией, хотя она придает своим синтетическим выводам чисто гипотетическое значение, до тех пор, пока они не подтверждены самым строгим экспериментальным или критическим анализом.
Гипотезы рациональной науки и метафизики.
Гипотезы рациональной науки отличаются от гипотез метафизики тем, что эта последняя, выводя свои гипотезы, как логические следствия из абсолютной системы, претендует заставить природу им подчиняться. Напротив того, гипотезы рациональной науки вытекают не из трансцендентной системы, а из синтеза, являющегося ничем иным, как резюме или общим выводом из множества доказанных на опыте фактов. Поэтому эти гипотезы никогда не могут иметь всенепременного, обязательного характера; они предлагаются в таком виде, чтобы их можно было отбросить сейчас же, как только они будут опровергнуты новыми опытами. [13]
Теологические и метафизические пережитки в науке.
Так как в историческом развитии человеческого ума положительная наука появляется после теологии и после метафизики, человек приходит к науке уже
подготовленным и значительно испорченным своего рода отвлеченным воспитанием. Значит, он привносит много отвлеченных идей, выработанных как теологией, так и метафизикой, — идей, которые для первой были предметами слепой веры, для второй — предметами трансцендентных спекуляций и игры более или менее искусных слов, объяснений и доказательств, которые, безусловно, ничего не объясняют и не доказывают, потому что они образовались вне какого-либо действительного экспериментирования и потому что у метафизики нет никакой другой гарантии для самого существования объектов, над которыми она размышляет, кроме заверений или императивного мандата теологии. [14]
От теологии и метафизики к науке.
Человек, который прежде был теологом и метафизиком, но устал и от теологии и от метафизики по причине бесплодности их результатов в теории, а также по причине их столь пагубных последствий на практике, естественно, привносит эти идеи в науку; но он привносит их не как определенные принципы, которые как таковые должны служить ему отправным пунктом; он привносит их как вопросы, которые наука должна решить. Он приходит к науке только потому, что сам он начал их как раз ставить под сомнение. И он сомневается в них, так как длительный опыт теологии и метафизики, которые создали эти идеи, доказал ему, что ни та ни другая не дают никакой серьезной гарантии действительности их творений. То, в чем он сомневается и что он в первую очередь отбрасывает, — это не столько эти творения, эти идеи, сколько методы, пути и средства, которыми теология и метафизика их создала.
Он отбрасывает систему откровения и верование теологов в абсурд, потому что это абсурд и он не хочет больше поддаваться деспотизму священников и кострам Инквизиции. Он отбрасывает метафизику главным образом потому, что она, приняв без какой-либо критики или с иллюзорной, слишком снисходительной, легкой критикой идеи творения, основные идеи теологии: идеи Мироздания, Бога, души или ума, отделенного от материи, — построила на этих данных свои системы, и, приняв нелепость за отправную точку, она по необходимости и всегда приходила к нелепости. Значит, то, что человек ищет прежде всего, выйдя из теологии и метафизики, это — истинно научный метод, метод, который дает ему полную уверенность в действительности вещей, над которыми он размышляет. [15]
Великое Единство науки конкретно.
Но, огромная, как мир, она [наука] превышает умственные способности одного человека, будь он самым умным из всех. Никто не способен охватить ее одновременно в ее всеобщности, а также в ее бесконечных, хотя и по-разному, частностях. Тот, кто хотел бы остановиться только на общности, игнорируя частности, впал бы тем самым в метафизику и в теологию, ибо научная общность отличается как раз от метафизических и теологических общностей тем, что она устанавливается не отвлечением от всех частностей, как делают две последние, но, напротив, только путем координации частностей.
Это великое научное Единство конкретно: это единство в бесконечном разнообразии; теологическое и метафизическое Единство — отвлеченно: это единство в пустоте. Чтобы охватить научное Единство во всей его бесконечной действительности, нужно было бы иметь возможность познать в частностях все сущие, прямые и косвенные естественные отношения которых образуют Мироздание, что, очевидно, превосходит способности человека, поколения, человечества в целом. [16]
Преимущество позитивной науки.
Громадное преимущество позитивной науки над теологией, метафизикой, политикой и юридическим правом заключается в том, что на место лживых и гибельных абстракций, проповедуемых этими доктринами она ставит истинные абстракции, выражающие общую природу или самую логику вещей, их общих отношений и общих законов их развития. Вот, что резко отделяет ее от всех предыдущих доктрин, и что всегда обеспечит ей важное значение в человеческом обществе. [17]
Рациональная или позитивная философия.
Рациональная философия или всемирная наука не действует аристократически, ни авторитарно, как это делала покойница метафизика. Эта последняя, организуясь сверху вниз, путем дедукции и синтеза, на словах признавала, правда, автономию и свободу отдельных наук, но на деле страшно их стесняла, до такой степени, что заставляла их признавать законы и даже факты, которых часто нельзя быть найти в природе, и препятствовала им заниматься опытными исследованиями, результаты которых могли бы свести в небытию все ее спекуляции.
Как видите, метафизика действовала по методу централизованных государств. Напротив того, рациональная философия является чисто демократической наукой. Она организуется свободно снизу вверх, и опыт признает своим единственным основанием. Она не может принять ничего, что не было бы действительно анализировано и подтверждено опытом или самой строгой критикой. Поэтому, Бог, Бесконечное, Абсолют, — — все эти столь любимые объекты метафизики, совершенно устраняются из рациональной науки. Она с равнодушием отворачивается от них, она смотрит на них, как на призраки или миражи.
Но так как и призраки и миражи играют существенную роль в развитии человеческого ума, ибо человек обыкновенно достигает познания простой истины лишь после того, как он создал и пересоздал всевозможные иллюзии, и так как развитие человеческого ума является реальным предметом науки, — то естественная философия уделяет место и рассмотрению заблуждений. Она занимается ими лишь с точки зрении истории и старается в то же время показать нам как физиологические, так и исторические причины зарождения, развития и упадка религиозных и метафизических идей, а также их временную и относительную необходимость для развития человеческого духа. Таким образом, она отдает им всю справедливость, на которую они имеют право, потом отворачивается от них навсегда.
Координация наук.
Ее предмет это реальный, доступный познанию мир. В глазах рационального философа, в мире существует лишь одно существо и одна наука. Поэтому он стремится соединить и координировать все отдельные науки в единую. Эта координация всех позитивных наук в единую систему человеческого знания образует Позитивную философию или всемирную науку. Наследница и в то же время полнейшее отрицание религии и метафизики, эта философия, уже издавна предчувствуемая и подготовляемая лучшими умами, была в первый раз создана в виде цельной системы, великим французским мыслителем Огюстом Контом, который умелой и смелой рукой начертал ее первый план. [18]
Координация наук, устанавливаемая позитивной философией, не является простым соединением их, это своего рода органическое сцепление, начинающееся с самой абстрактной науки, с той, которая занимается фактами самого простою порядка а именно: с математики, и постепенно восходящее к наукам сравнительно более конкретным, занимающимся более сложными фактами. Таким образом, от чистой математики переходят к механике, к астрономии, потом к физике, химии, геологии и биологии, включая сюда классификацию, сравнительную анатомию и физиологию растений и затем животных и доходят до социологии, которая обнимает собой всю человеческую историю, как развитие человеческого Существа, коллектива и индивида, в политической, экономической, социальной, религиозной, артистической и научной жизни.
Все эти науки, начиная с математики и кончая социологией, следуют непрерывно одна за другой. Единое Существо, единая наука и в сущности единый метод, который необходимо усложняется по мере того, как факты с которыми она имеет дело, становятся более сложными. Каждая последующая наука широко и всецело опирается на предыдущую и является, насколько позволяет это усмотреть современное состояние наших реальных познаний, ее необходимым развитием. [19]
Порядок наук в классификациях Конта и Гегеля.
Любопытно отметить, что порядок наук, установленный Огюстом Контом, почти такой же, как в Энциклопедии Гегеля, величайшего метафизика настоящих и прошлых времен, который довел развитие спекулятивной философии до ее кульминационного пункта, так что движимая своей собственной диалектикой, она необходимо должна была прийти к самоуничтожению. Но между Огюстом Контом и Гегелем есть громадная разница. Этот последний в качестве истинного метафизика, спиритуализировал материю и природу, выводя их из логики т. е. из духа. Напротив того, Огюст Конт материализировал дух, основывая его единственно на материи. — В этом его безмерная заслуга и слава.
Психология.
Так, психология, эта столь важная наука, служившая базой для метафизики, и рассматриваемая спекулятивной философией, как мир почти абсолютный, свободный и независимый от всякого материального влияния, в системе Огюста Конта, основывается единственно на физиологии и является ничем иным, как дальнейшим развитием этой последней. Так что, то, что мы называем умом, воображением, памятью, чувством, ощущением и волей, является в наших глазах лишь различными свойствами, функциями или проявлениями человеческого тела. [20]
Отправная точка позитивной науки в ее изучении человеческого мира.
Социализм, рассматриваемый с нравственной точки зрения, это уважение человека, приходящее на смену божественному культу; и рассматриваемый с научной практической точки зрения, провозглашение великого принципа, который, вошедши отныне в сознание народов, стал единственным отправным пунктом как исследований и развития позитивной науки, так и революционного движения пролетариата.
Этот принцип, во всей своей простоте, следующий:
„Как в мире, называемом материальном, неорганическая материя (механическая, физическая, химическая) есть определяющая основа органической материи (растительной, животной, умственной или мозговой), точно также и в мире социальном, который, впрочем, может рассматриваться лишь как последняя известная нам ступень развития материального мира, развитие экономических вопросов всегда было и продолжает еще быть определяющей основой всякого развития религиозного, философского, политического, и социального”. [21]
Рассматриваемые с этой точки зрения человечество, его развитие и история представляются нам в совершенно новом свете, более естественном, более широком, более человечном, более плодотворном в поучениях для будущего. А раньше мы рассматривали человеческий мир как проявление теологической, метафизической и юридическо-политической идеи, — и в настоящее время должны возобновить его изучение, взяв за исходную точку природу, а за путеводную нить собственную физиологию человека. [22]
Социология и ее задачи.
На этом пути уже предчувствуется появление новой науки: социологии — т. е. науки о законах, управляющих развитием человеческого общества. Социология будет последней ступенью и увенчанием позитивной философии. История и статистика доказывают нам, что социальное тело, подобно всякому другому естественному телу, повинуется в своих эволюциях и видоизменениях общим законам, которые, по-видимому, столь же неизбежны, как и законы физического мира. Выяснение этих законов из массы прошедших и настоящих исторических фактов, вот задача социологии. Помимо громадного интереса, представляемого ею для ума, она обещает в будущем большую практическую пользу; ибо подобно тому, как мы не можем властвовать над природой и видоизменять ее, согласно нашим прогрессивным нуждам, иначе, как лишь благодаря приобретенному нами знанию: ее законов, так же точно мы будем в состоянии осуществить в социальной среде свободу и благоденствие, лишь опираясь на постоянные законы, управляющие этой средой.
Раз мы признали что бездна, которая в воображении теологов и метафизиков разделяет дух и природу, не существует, мы должны рассматривать человеческое общество, как тело, разумеется, гораздо более сложное, чем другие, но столь же естественное и повинующееся тем же законам, с прибавлением законов, исключительно ему свойственных. Раз это признано, становится ясным, что знание и строгое исследование этих законов необходимы, дабы предпринимаемые нами социальные переустройства были живучи.
Но с другой стороны мы знаем, что социология наука едва лишь появившаяся на свет, что принципы ее еще не установлены. Если мы будем судить об этой науке, самой трудной из всех, по примеру других, то мы должны будем признать, что потребуются века, по крайней мере, одно столетие, чтобы она могла окончательно утвердиться и сделаться наукой серьезной и более или менее полной и самодовлеющей. [23]
История еще не настоящая наука.
Истории, как действительной науки, например, еще не существует, и в настоящее время едва начинают намечаться бесконечно сложные задачи этой науки. Но предположим, что история, наконец, сложилась в окончательную форму, — что она могла бы дать нам? Она воспроизведет верную и продуманную картину естественного развития как материальных, так и духовных, как экономических, так и политических, социальных, религиозных, философских, эстетических и научных общих условий обществ, имеющих свою историю.
Но эта универсальная картина человеческой цивилизации, как бы она ни была детализирована, никогда не сможет представлять из себя что-либо иное, чем общую и следовательно абстрактную оценку, — абстрактную в том смысле, что миллиарды человеческих индивидов, составлявших живой и страдающий материал этой истории, одновременно торжествующей и мрачной, — торжествующей с точки зрения ее общих результатов и мрачной с точки зрения бесчисленных искателей человеческих жертв, „раздавленных колесами ее колесницы”, — эти миллиарды безвестных индивидов, без которых однако не был бы достигнут ни один из великих абстрактных результатов истории, и на долю которых — заметьте это хорошенько — никогда не выпала возможность воспользоваться ни одним из достигнутых результатов, — эти индивиды не найдут себе ни малейшего местечка в истории. Они жили и они были принесены в жертву, раздавлены для блага абстрактного человечества, вот и все.
Миссия и пределы социальных наук.
Следует ли упрекать за это историческую науку? Это было бы смешно и не справедливо. Индивиды неуловимы для мысли, для размышления и даже для слова человеческого, которое способно выражать лишь абстракции, — неуловимы в настоящем точно так же, как и в прошлом. Следовательно сама социальная наука, наука будущего будет по прежнему неизбежно игнорировать их. Все, что мы имели право требовать от нее, это то, чтобы она указала нам верно и определенно общие причины индивидуальных страданий, — и среди этих причин она не забудет, разумеется, принесение в жертву и подчинение, — увы! слишком еще обычные и в наше время — живых индивидов отвлеченным обобщениям; в то же время она должна показать нам общие условия, необходимые для действительного освобождения индивидов, живущих в обществе. Такова ее миссия, и таковы ее пределы, за которыми деятельность социальной науки может быть лишь бессильной и пагубной. Ибо за этими пределами начинаются доктринерские и правительственные претензии ее патентованных представителей, ее жрецов. Пора уже покончить со всеми панами и жрецами: мы не ютим их даже, если бы они назывались социал-демократами.
Повторяю еще раз, — единственная миссия науки это — освещать путь. Но только сама жизнь, которая освобождена от всех правительственных и доктринерских преград, и которой предоставлена полнота ее самопроизвольности, может творить. [24]
.
[1] PHC; G I 226. {Бакунин М.А., Избранные философские сочинения и письма, Москва, 1987, стр. 400, «Философские рассуждения о божественном призраке, о действительном мире и о человеке»}
[2] KGE; R II 170. {Михаил Бакунин, Избранные сочинения. Том 2, Петербург-Москва, «Голос труда», 1919, стр. 170, «Второй выпуск (Исторические софизмы доктринерской школы немецких коммунистов)»}
[3] PHC; G I 218. {Бакунин М.А., Избранные философские сочинения и письма, Москва, 1987, стр. 346, «Философские рассуждения о божественном призраке, о действительном мире и о человеке»}
[4] Ibid., 220. {там же, стр. 347}
[5] Ibid., 263. {там же, стр. 396–397}
[6] PA; F VI 98. {Бакунин, Избранные сочинения. Том 5, Петербург-Москва, «Голос труда», 1921, стр. 55, «Протест Альянса»}
[7] PHC; G I 264; F 316. {Бакунин М.А., Избранные философские сочинения и письма, Москва, 1987, стр. 397–398, «Философские рассуждения о божественном призраке, о действительном мире и о человеке»}
[8] Ibid., G I 264–265; F III 318–319 {там же, стр. 398–399}
[9] Ibid., G I 266. {там же, стр. 400}
[10] Ibid., G I 265; F III 319. {там же, стр. 399}
[11] KGE; R II 192. {Михаил Бакунин, Избранные сочинения. Том 2, Петербург-Москва, «Голос труда», 1919, стр. 192, «Второй выпуск (Исторические софизмы доктринерской школы немецких коммунистов)»}
[12] Ibid., 192–193. {там же, стр. 192–193}
[13] FSAT; F I 68–69. {Бакунин, Избранные сочинения. Том 3, Петербург-Москва, «Голос труда», 1920, стр. 152, «Федерализм, Социализм и Антитеологизм»}
[14] PHC; G I 263. {Бакунин М.А., Избранные философские сочинения и письма, Москва, 1987, стр. 397, «Философские рассуждения о божественном призраке, о действительном мире и о человеке»}
[15] Ibid., G I 263–264; F III 315 {там же, стр. 397}
[16] Ibid., G I 266–267; F III 322–323. {там же, стр. 401}
[17] KGE; R II 198. {Михаил Бакунин, Избранные сочинения. Том 2, Петербург-Москва, «Голос труда», 1919, стр. 198, «Второй выпуск (Исторические софизмы доктринерской школы немецких коммунистов)»}
[18] FSAT; R III; 153; F I 69–71 {Бакунин, Избранные сочинения. Том 3, Петербург-Москва, «Голос труда», 1920, стр. 152–153, «Федерализм, Социализм и Антитеологизм»}
[19] Ibid., F I 71–72. {там же, стр. 153–154}
[20] Ibid., F I 72–73. {там же, стр. 154}
[21] AM; R V 69; F VI 125–126. {Бакунин, Избранные сочинения. Том 5, Петербург-Москва, «Голос труда», 1921, стр. 68–69, «Ответ одного интернационалиста Мадзини»}
[22] FSAT; F I 73. {Бакунин, Избранные сочинения. Том 3, Петербург-Москва, «Голос труда», 1920, стр. 154, «Федерализм, Социализм и Антитеологизм»}
[23] Ibid., 73–75. {там же, стр. 155}
[24] KGE; R II 199. {Михаил Бакунин, Избранные сочинения. Том 2, Петербург-Москва, «Голос труда», 1919, стр. 199–200, «Второй выпуск (Исторические софизмы доктринерской школы немецких коммунистов)»}
.
{Maximoff (Ed), The Political Philosophy of Bakunin
Короткая ссылка на эту главу: https://futr.medium.com/ceca3375eb0b
.
Часть I. Философия. Глава 1. Мировоззрение
