I.5.4 Как вообще что-либо будет решаться на всех этих встречах?
Анархисты почти не сомневаются, что конфедеративная структура будет эффективным средством принятия решений и не увязнет в бесконечных встречах. У нас есть различные основания так думать.
Во-первых, мы сомневаемся, что свободное общество будет проводить все свое время на ассамблеях или организуя конфедеративные конференции. Некоторые вопросы важнее других, и немногие анархисты желают провести все свое время на встречах. Цель свободного общества — позволить людям свободно выражать свои желания и потребности — они не могут этого сделать, если постоянно находятся на собраниях (или готовятся к ним). Таким образом, хотя коммунные и конфедеративные ассамблеи будут играть важную роль в свободном обществе, не думайте, что они будут происходить постоянно или что анархисты вожделеют сделать собрания центром индивидуальной жизни. Вовсе нет!
Таким образом, коммунные ассамблеи могут проводиться, скажем, раз в неделю, или раз в две недели, или ежемесячно для обсуждения действительно важных вопросов. Не было бы никакого реального желания постоянно встречаться, чтобы обсуждать каждый вопрос до захода солнца, и немногие люди терпели бы такое. Это означало бы, что такие встречи будут проводиться регулярно и когда необходимо обсудить важные вопросы, а не постоянно (хотя, если требуется, в чрезвычайных ситуациях могут быть организованы непрерывные ассамблеи или ежедневные встречи, но это будет происходить редко).
Во-вторых, крайне сомнительно, что свободные люди захотят тратить много времени на такие встречи. Притом, что коммунные и конфедеративные собрания важны и необходимы, они будут чрезвычайно функциональны, а не форумами для сотрясания воздуха. Дело будет обстоять так, что участники таких встреч быстро дадут знать о своих чувствах расточителям времени и тем, кому нравится звучание их собственных голосов. Так Корнелиус Касториадис пишет:
«Может быть заявлено, что проблема с большим количеством остается, и что люди никогда не смогут выразить себя за разумное время. Это неверный аргумент. Редко бывает ассамблея из более чем двадцати человек, на котором каждый хотел бы выступить, по той очень веской причине, что когда нужно что-то решить, нет бесконечного числа вариантов или бесконечного числа аргументов. На свободных собраниях рядовых рабочих (созванных, например, для принятия решения о забастовке) никогда не было «слишком много» выступлений. После того, как были высказаны два или три основных мнения и обменялись различными аргументами, решение вскоре принимается.
«Продолжительность выступлений, кроме того, часто обратно пропорциональна важности их содержания. Советские руководители иногда говорят по четыре часа на партийных съездах, ничего не говоря … О лаконичности революционных собраний прочтите рассказ Троцкого о Петроградском совете 1905 года или отчеты о встречах фабричных представителей в Будапеште в 1956 году.» [Castoriadis, Political and Social Writings, vol. 2, pp. 144–5].
Как мы увидим ниже, это определенно происходило и во время Испанской революции.
В-третьих, поскольку эти ассамблеи и съезды занимаются исключительно совместной деятельностью и координацией, вероятно, они не будут созываться очень часто. Различные ассоциации, синдикаты и кооперативы имеют функциональную потребность в сотрудничестве, и поэтому будут встречаться более регулярно и принимать меры по практической деятельности, которая затрагивает конкретную часть сообщества или группу сообществ. Не каждый вопрос, который интересует члена сообщества, обязательно лучше всего обсуждать на собрании всех членов сообщества или на конференции конфедерации.
Другими словами, у коммунных ассамблей и конференций будет конкретная, четко определенная повестка дня, и поэтому опасность того, что «политика» отнимет у всех время, невелика. Следовательно, вместо обсуждения абстрактных законов и бессмысленных предложений, о которых на самом деле никто не знает многого, вопросы, обсуждаемые на этих конференциях, будут касаться конкретных вопросов, важных для участников. В дополнение, стандартная процедура может позволить избрать подгруппу для исследования проблемы и последующего отчета с рекомендациями. Конференция может изменить, принять или отклонить любые предложения.
Как утверждал Кропоткин, анархия будет основываться «на добровольном соглашении, обменявшись письмами и предложениями, при помощи съездов, куда выборные приезжали обсуждать какой-нибудь специальный вопрос, — не для того, чтобы составлять законы, и после съездов выборные [вернутся] к своим обществам не с законом, а с проектом договора, который обществу предстояло утвердить или отвергнуть.» [Кропоткин, Завоевание хлеба]
Сводя конференции к функциональным органам, основанным по конкретным вопросам, проблемы бесконечных дискуссий могут быть уменьшены, если не полностью устранены. Кроме того, поскольку функциональные группы будут существовать за пределами этих коммунных конфедераций (например, промышленные коллективы будут организовывать конференции по своей отрасли с приглашенными участниками из групп потребителей), повестка дня большинства коммунных встреч будет ограниченной.
Наиболее важными вопросами было бы согласование руководящих принципов промышленной деятельности, коммунных инвестиций (например, дома, больницы и т.д.) и общей координации крупномасштабной деятельности коммуны. При таком подходе каждый станет частью содружества, решая, как будут использоваться ресурсы для максимального повышения благосостояния людей и экологического выживания. Проблемы, связанные с «тиранией незначительных решений», будут преодолены без подрыва индивидуальной свободы. (Фактически, здоровое сообщество обогащает и развивает индивидуальность, поощряя независимое и критическое мышление, социальное взаимодействие и придавая самостоятельность социальным институтам, основанных на самоуправлении).
Является ли такая система фантазией? Учитывая, что такая система существовала и работала в разное время, мы можем смело утверждать, что это не так. Очевидно, что мы не можем охватить каждый пример, поэтому укажем только на два — революционный Париж и Испания.
Как указывает Мюррей Букчин, Париж «в конце восемнадцатого века был, по меркам того времени, одним из крупнейших и наиболее сложных с экономической точки зрения городов Европы: его население составляло около миллиона человек … Тем не менее в 1793 году, на пике Французской революции, город институционально управлялся почти полностью [48] ассамблеями граждан … и свои дела координировали посредством Коммуны … и часто, фактически, самими ассамблеями или секциями, как их называли, которые устанавливали свои собственные взаимосвязи без обращения к Коммуне». [Murray Bookchin, Society and Nature, no. 5, p. 96]
Вот, что он пишет о том, как на практике работало коммунное самоуправление:
«Что же тогда представляли собой эти малоизвестные сорок восемь секций Парижа … Как они были организованы? И как они функционировали?
«Идеологически секционеры (так называли их членов) верили прежде всего в суверенитет народа. Эта концепция народного суверенитета, как отмечает Альберт Собуль, была для них «не абстракцией, а конкретной реальностью людей, объединенных в секционные ассамблеи и осуществляющих все свои права». Это было в их глазах неотъемлемым правом или, как секция Сите заявила в ноябре 1792 г. «любого человека, который сочтет себя облеченным народным суверенитетом [над другими], будет рассматривать как тирана, узурпатора общественной свободы, достойного смерти».
«По сути, суверенитетом должны были пользоваться все граждане, а не быть присвоенным «представителями»… Таким образом, радикальные демократы 1793 года полагали, что каждый взрослый в той или иной степени компетентен участвовать в управлении общественными делами. . Таким образом, каждая секция … была построена на «демократии лицом к лицу» : в основном это генеральная ассамблея людей, которая составляла самый важный совещательный орган секции и служила воплощением народной власти в данной части города … каждый избрал шесть депутатов Коммуны, предположительно для того, чтобы просто координировать работу всех секций в Париже.
«В каждой секции также были свои различные административные комитеты, члены которых также набирались из генеральной ассамблеи». [Murray Bookchin, The Third Revolution, vol. 1, p. 319]
Неудивительно, что Кропоткин утверждал, что эти «секции» продемонстрировали «анархические начала, провозглашенные в Англии несколько лет спустя Годвином, … источником их были не теоретические измышления, а самые факты Великой революции» [Кропоткин, Великая французская революция]
Коммунное самоуправление также практиковалось, и в гораздо более широком масштабе, в революционной Испании. По всей республиканской Испании рабочие и крестьяне образовывали коммуны и федерации коммун (более подробную информацию см. в разделе I.8). Гастон Леваль резюмирует свой опыт:
«В организации, приведенной в движение Испанской революцией и либертарным движением, которое было ее источником, структурированной снизу вверх, что соответствует настоящей федерации и истинной демократии … контролирующие и координирующие Комитеты, безусловно необходимые, не выходят за пределы организации, которая их избрала, они остаются в своей среде, всегда контролируемые и доступные для членов. Если какие-либо лица своими действиями противоречат своим мандатам, их можно призвать к порядку, сделать им выговор, заменить их. Только такой и в такой системе «большинство устанавливает закон».
«Синдикальные ассамблеи были выражением и практикой либертарной демократии, демократии, не имеющей ничего общего с демократией Афин, где граждане целыми днями обсуждали и спорили на Агоре; где фракции, соперничество кланов, амбиции, личности конфликтовали, где из-за социального неравенства драгоценное время терялось в бесконечных пререканиях. Здесь у современного Аристофана не было бы причин написать эквивалент «Облаков».
«Обычно эти периодические встречи длятся не более нескольких часов. Они рассматривали конкретные, точные вопросы конкретно и точно. И все, кому было что сказать, могли высказаться. Комитет представил новые проблемы, возникшие со времени предыдущей ассамблеи, полученные результаты после применения такого-то решения. . отношения с другими синдикатами, производственные доходы от различных мастерских или фабрик. Все это было предметом докладов и обсуждений. Затем ассамблея назначала комиссии, члены этих комиссий обсуждали между собой, какие решения принять, в случае разногласий готовился бы доклад большинства и доклад меньшинства.
«Это происходило во всех синдикатах по всей Испании, во всех профессиях и во всех отраслях промышленности, на ассамблеях, которые в Барселоне с самого начала нашего движения объединяли сотни или тысячи рабочих, в зависимости от силы организаций. Настолько, что в определяющей и решающей степени осознание обязанностей, ответственности каждого постоянно расширялось …
«Практика этой демократии также распространилась на сельскохозяйственные районы … решение о назначении комитета местного управления для деревень принималось общими собраниями жителей деревень, делегаты для различных важных задач, требовавших необходимой координация деятельности, предлагались и избирались всем собравшимся населением. Но стоит добавить и подчеркнуть, что во всех коллективизированных деревнях и во всех частично коллективизированных деревнях, в 400 Коллективах в Арагоне, в 900 в Леванте, в 300 в Кастилии, не говоря уже о крупных группировках … население собиралось еженедельно, раз в две недели или ежемесячно и полностью информировалось обо всем, что касалось общего блага.
«Этот писатель присутствовал на ряде этих ассамблей в Арагоне, где доклады по различным вопросам, составлявшим повестку дня, позволили жителям узнать, так понять и почувствовать себя настолько внутренне интегрированными в общество, так участвовать в управлении общественных дел, в сфере ответственности, что взаимные обвинения, напряженность, которые всегда возникают, когда право принятия решений доверено нескольким лицам, будь они демократически избраны без возможности возражать, там не происходили. Ассамблеи были публичными, возражения, предложения публично обсуждались, каждый был свободен, как и на синдикальных ассамблеях, участвовать в обсуждениях, критиковать, предлагать и т.д. Демократия распространилась на всю общественную жизнь.» [Leval, Collectives in the Spanish Revolution, pp. 205–7]
Эти коллективы организовали федерации, охватывающие тысячи коммун и рабочих мест, целые отрасли промышленности, сотни тысяч людей и целые регионы Испании.
Другими словами, это возможно. Это сработало. Благодаря значительным улучшениям в коммуникационных технологиях это стало еще более жизнеспособным, чем раньше. Сможем ли мы достичь такого самоуправляемого общества, зависит от того, хотим мы быть свободными или нет.
.
Часто задаваемые вопросы об анархизме (An Anarchist FAQ)
I.5.5 Разве участные сообщества и конфедерации не являются просто новыми государствами?
