I.5 Как может выглядеть социальная структура анархии?

Перевод I.5 What could the social structure of anarchy look like?

Часто задаваемые вопросы об анархизме (An Anarchist FAQ (10/17))

Дата: 18 июня 2009 г. Версия 13.1

Автор: Редакционный коллектив Анархических часто задаваемых вопросов: Йен Маккей, Гэри Элкин, Дэйв Нил, Эд Бораас. (Iain McKay, Gary Elkin, Dave Neal, Ed Boraas)

I.5 Как может выглядеть социальная структура анархии?

I.5.1 Что такое участные сообщества?

I.5.2 Зачем нужны конфедерации участных сообществ?

I.5.3 Каковы будут охват и уровни конфедерации?

I.5.4 Как вообще что-либо будет решаться на всех этих встречах?

I.5.5 Разве участные сообщества и конфедерации не являются просто новыми государствами?

I.5.6. Не возникнет ли опасность «тирании большинства» при либертарном социализме?

I.5.7 Что будет, если я не хочу вступать в коммуну?

I.5.8 Что будет с преступностью?

I.5.9 Что будет со свободой слова при анархизме?

I.5.10 Что будет с политическими партиями?

I.5.11 Как будут обстоять дела с группами по интересам и другими ассоциациями?

I.5.12 Будет ли анархическое общество оказывать медицинскую помощь и другие общественные услуги?

I.5.13 Разве анархическое общество не будет уязвимо для жаждущих власти?

I.5.14 Как анархическое общество может защитить себя?

[FUTR Примечание к переводу.

Participatory переводилось как участный (участный, участвующий, либо к участию относящийся. В. Даль), если не было устоявшегося перевода словосочетания. Например, participatory community — участное сообщество.

Neighbourhood — микрорайон

Communal — вместо современного «коммунальный» использовалась устаревшая форма «коммунный». Советская власть и последующие власти полностью кастрировали слово «коммунальный», т.е. относящийся к вопросам жизнедеятельности коммуны, общины, сведя его использование исключительно к области ЖКУ (жилищно-коммунальным услугам), где оно вообще потеряло исконное значение, особенно после приватизации ЖКХ.

]

I.5 Как может выглядеть социальная структура анархии?

Социальная и политическая структура анархии подобна структуре экономики, то есть основана на добровольной федерации децентрализованных органов, формирующих политику на принципах прямой демократии. Этими органами являются микрорайонные и сообщественные ассамблеи (собрания) и их конфедерации. В этих народных низовых политических единицах концепция «самоуправления в пределах, установленных сверху» становится концепцией подлинного «самоуправления», формой муниципальной организации, в которой люди забирают себе контроль над своими местами жительства у бюрократического государства и класса капиталистов, чьим интересам оно служит.

«Новой экономической фазе соответствует новая политическая фаза, — утверждал Кропоткин, — Глубокий переворот, о котором мечтают [либертарные] социалисты, не совместим с политическими формами прошлого. Новое общество, основанное на полном равенстве всех условий, на коллективном владении орудиями труда, не сумеет приспособиться к представительному режиму… Мы, стремящиеся к Социальной Революции, должны найти новый способ политической организации, который соответствовал бы новому способу экономической организации… Будущее принадлежит свободной группировке заинтересованных лиц, а не правительственной централизации, — свободе, а не власти.» [Кропоткин, Речи бунтовщика (под ред. Кропоткина), 1921, Голос труда]

Таким образом, социальная структура анархического общества будет противоположна нынешней системе. Вместо того чтобы быть централизованной и направленной сверху вниз, как в государстве, она будет децентрализованной и организованной снизу вверх. Как утверждал Кропоткин, «социализм должен будет сделаться более народным, более приблизиться к форуму (народному вечу), чем представительное управление. Он должен будет менее зависеть от представительства и подойти ближе к самоуправлению. [Кропоткин, Современная наука и анархия]. Хотя у анархистов есть различные концепции того, как будет устроена эта коммунная система (как мы увидим), они полностью согласны с этими основными взглядами и принципами.

Это обретение самостоятельности обычных граждан за счет децентрализации и прямой демократии устранит отчуждение и апатию, которые сейчас свирепствуют в современных больших и малых городах, и (как всегда происходит, когда люди свободны) вызовет поток инноваций в борьбе с социальным распадом, поражающий сейчас сущие пустыни, в которые превратились наши города. Гигантский мегаполис с его иерархической и безличной администрацией, его атомизированными и изолированными «жителями» будет преобразован в сеть человеческого масштаба участных сообществ (обычно называемых «коммунами»), каждое из которых имеет свой уникальный характер и формы самоуправления, которые будут совместно соединены через федерацию с другими сообществами на нескольких уровнях, от муниципального через биорегиональный до глобального.

Конечно, можно (и было) утверждать, что люди просто не интересуются «политикой». Кроме того, некоторые утверждают, что именно из-за этой незаинтересованности существуют правительства — люди делегируют свою ответственность и власть другим, потому что у них есть дела поважнее. Однако такой аргумент не подтверждается реальной жизнью. Как мы указывали в разделе B.2.6, централизация власти как во французской, так и в американской революциях произошла потому, что трудящиеся слишком сильно интересовались политикой и социальными проблемами, а не наоборот («Уничтожение центрального правительства, децентрализация и раздробление власти предоставили бы народу решение всех дел страны и привели бы к настоящей народной революции. Вот почему буржуазия стремилась усилить центральное правительство …» [Кропоткин, Речи бунтовщика (под ред. Кропоткина), 1921, Голос труда]

Проще говоря, государство централизовано, чтобы способствовать правлению меньшинства, исключив народные массы из участия в процессах принятия решений в обществе. Этого следовало ожидать, поскольку социальные структуры не развиваются случайно, а развиваются для удовлетворения конкретных потребностей и требований. Видовая потребность правящего класса — править, и это означает маргинализацию большей части населения. Его требование — власть меньшинства, и это трансформируется в структуру государства (и капиталистической компании).

Даже если мы проигнорируем исторические свидетельства по этому вопросу, анархисты не сделают такого вывода из нынешней апатии, которая нас окружает. Фактически, мы утверждаем, что эта апатия является не причиной существования государственного управления, а его результатом. Государственное управление представляет собой иерархическую систему, в которой обычные люди сознательно маргинализированы. Бессилие, которое люди ощущают из-за работы системы, гарантирует, что они безразлично относятся к ней, тем самым гарантируя, что богатые и влиятельные элиты управляют обществом без помех со стороны угнетенного и эксплуатируемого большинства.

Более того, правительство обычно сует свой нос в области, в которых большинство людей не имеет собственных интересов. Некоторые вещи, такие как регулирование промышленности или безопасности и прав рабочих, свободное общество могло бы предоставить тем, кого это касается, самим принимать решения (мы сомневаемся, что работники подвергнут себя небезопасным условиям труда, например). Другими, такими как вопрос личной морали и поступков, свободные люди не будут интересоваться (если, конечно, это не вредит другим). Это, опять же, уменьшило бы количество вопросов, которые обсуждались бы в свободной коммуне.

Также за счет децентрализации свободные люди будут в основном обсуждать местные проблемы, что снизит сложность многих вопросов и решений. Разумеется, будут обсуждаться более широкие вопросы, но они будут касаться конкретных вопросов и поэтому имеют более сфокусированный характер, чем те, которые поднимаются в законодательных органах государства. Таким образом, сочетание централизации и иррационального желания обсуждать все вопросы также помогает сделать «политику» скучной и неуместной.

Как отмечалось выше, этот результат не случаен, и маргинализация «простых» людей фактически прославляется в буржуазной «демократической» теории. Как отмечает Ноам Хомский:

«Демократические теоретики двадцатого века советуют: «Общественность должна быть поставлена на своё место», чтобы «ответственные люди» могли «жить свободными от топота и рева сбитого с толку стада», «невежественных и вмешивающихся не в своё дело профанов», чья «функция» состоит в том, чтобы быть «заинтересованными зрителями действия», а не участниками, периодически придавая вес тому или иному руководящему классу (выборы), а затем возвращаясь к своим личным делам. (Уолтер Липпман). Огромную массу населения, «невежественного и умственно неполноценного», необходимо удерживать на своем месте для общего блага, питая «необходимой иллюзией» и «эмоционально мощными упрощениями» (госсекретарь Вильсона Роберт Лансинг, Рейнгольд Нибур). Их «консервативные» коллеги только более радикальны в своем преклонении перед мудрецами, которые являются законными правителями, — на службе у богатых и могущественных, о чем обычно забывают». [Chomsky, Year 501, p. 18]

Как обсуждалось в Разделе B.2.6 («Кому выгодна централизация?»), эта изоляция общества от политической жизни гарантирует, что богатые могут быть «оставлены в покое», чтобы они могли использовать свою власть так, как они считают нужным. Другими словами, такая политическая обособленность — необходимая часть совершенно функционирующего капиталистического общества. Следовательно, при капитализме следует отбивать охоту к либертарным социальным структурам. Или, как говорит Хомский, «толпа должна быть обучена ценностям подчинения и узкому поиску личной выгоды в пределах параметров, установленных институтами господ; демократия прямого участия, с народной ассоциацией и действием, представляет собой угрозу, которую необходимо устранить». [см. там же, стр. 18]. Эту философию можно увидеть в заявлении американского банкира, находившегося в Венесуэле во время кровавой диктатуры Хименеса:

«Здесь у вас есть свобода делать со своими деньгами все, что вы хотите, и для меня это стоит всей политической свободы в мире». [цитируется Хомским, см. там же, стр. 99]

Не допущение либертарных альтернатив этатизму — общая черта нашей нынешней системы. Обособление и лишение людей самостоятельности подрывают и ослабляют их способность управлять своей социальной деятельностью. У них развивается «страх свободы», они принимают авторитарные институты и «сильных руководителей», что, в свою очередь, усиливает их социальную изоляцию.

Это последствие едва ли удивительно. Анархисты утверждают, что желание участвовать и способность участвовать находятся в симбиотических отношениях: участие порождает участие. Создавая социальные структуры, позволяющие участвовать, участие будет увеличиваться. По мере того как люди все больше берут на себя контроль над своей жизнью, их способность делать это также возрастает. Проблема со взятием на себя ответственности за решения, которые имеют значение, — это в то же время возможность для развития личности. Начать ощущать силу, ранее ощущая себя бессильным, получить доступ к ресурсам, необходимым для эффективного участия, и научиться их использовать — это освобождающий опыт. Как только люди становятся активными субъектами, добивающиеся задуманного в одном аспекте своей жизни, они с меньшей вероятностью останутся пассивными объектами, позволяющими делать с ними что угодно в других аспектах. В общем, «политика» — слишком важная тема, чтобы оставлять ее политикам, богатым и бюрократам. В конце концов, это то, что влияет на ваших друзей, сообщество и, в конечном итоге, на планету, на которой вы живете. Такие вопросы нельзя оставлять никому, кроме вас.

Следовательно, полная смысла коммунная жизнь, базирующаяся на самостоятельных личностях, является реальной возможностью (действительно, она неоднократно появлялась на протяжении всей истории). Именно иерархические структуры в этатизме и капитализме, социально изолирующие и лишающие самостоятельности большинство, лежат в основе нынешней широкомасштабной апатии на фоне растущего социального и экологического разрушения. Поэтому либертарные социалисты призывают к радикально новой форме политической системы, которая заменит централизованное национальное государство, форме, которая будет основана на конфедерациях самоуправляющихся сообществ. Другими словами, в анархизме «общество — это общество обществ; лига лиг лиг; содружество содружеств содружеств; республика республик республик. Только свобода и порядок, только дух, дух самодостаточности и общности, единства и независимости». [Gustav Landauer, For Socialism, стр. 125–126]

Создание такой системы потребует демонтажа национального государства и воссоздания отношений между сообществами на основе самоопределения и свободной и равной конфедерации снизу. В следующих подразделах мы более подробно рассмотрим, зачем нужна эта новая система и как она может выглядеть. Как мы подчеркивали во введении, это всего лишь предложения возможных анархических вариантов решения вопроса о социальной организации. Большинство анархистов признают, что анархические сообщества будут сосуществовать с неанархическими сообществами после разрушения существующего государства. Поскольку мы анархисты, мы обсуждаем анархические взгляды. Мы оставим неанархистам рисовать собственные картины возможного будущего.